Провал в Афганистане показывает, что они не усвоили уроки Вьетнама.
Как только США объявили, что не будут спасать свое государство-клиент, система быстро развалилась. По мере того как враг захватывал провинцию за провинцией, правительственные солдаты сбрасывали свою форму и бежали. На бумаге армия насчитывала сотни тысяч хорошо оснащенных бойцов. На деле же немногим лояльным командирам приходилось покупать боеприпасы у продажных снабженцев и платить наличными за артиллерийскую поддержку. Спецназ воевал хорошо, но регулярными войсками часто командовали некомпетентные родственники политиков. Солдатам не платили зарплату, поскольку чиновники разворовывали военные бюджеты. Граждане оставались верны своим семьям и кланам, а не коррумпированному правительству, которое с такой же вероятностью могло их обмануть, как и помочь им. Государство было потемкинской деревней, построенной в угоду американским спонсорам. Когда они ушли, оно рухнуло.
Так было в Южном Вьетнаме в 1975 году, и снова на прошлой неделе в Афганистане. Сходство между этими двумя катастрофами поразительно. Они не ограничиваются провалами разведки, лживыми речами и брошенными союзниками. В конечном счете оба государства пали, потому что их погубила коррупция – древняя болезнь управления, которой подвержены американские проекты государственного строительства. (Вспомните также Ирак, Косово, Боснию и Гаити). Политологи когда-то считали коррупцию второстепенным вопросом, но теперь многие видят в ней решающее значение для понимания не только причин неудач американских марионеток, но и того, как работают государства в целом.
Коррупция обычно определяется как злоупотребление государственными должностями для получения личной выгоды. Ее простейшей формой является взяточничество, которое повсеместно распространено в Афганистане. «От свидетельства о рождении до свидетельства о смерти и за все, что между ними, так или иначе приходится давать взятки», — говорит Ахмад Шах Катавазай, бывший афганский дипломат. (Его выгнали со службы после того, как он написал статью, обличающую коррупцию в правительстве). – Таможенники, полицейские и клерки обычно требуют бакшиш (чаевые)». По мере продвижения талибов в последние недели сумма откупа, необходимого для получения паспорта, выросла до тысяч долларов.
Но мелкое взяточничество – это наименее опасный вид коррупции. Более существенно то, что для получения одобрения правительства на крупные инвестиции необходимо дать министрам или полевым командирам часть прибыли. Еще хуже то, что правительственная должность, дающая доступ к взяткам, сама по себе является ценным товаром. Как обнаружила Сара Чейз, эксперт по коррупции, руководившая НПО в Афганистане с 2002 по 2009 годы, местные чиновники часто покупают свои должности. Затем они должны вымогать «откаты», чтобы окупить свои инвестиции, при этом отправляя своему начальству часть прибыли. Г-н Катавазай говорит, что должность начальника районной полиции может стоить 100 000 долларов.
Такая коррупция создает патронажные сети, которые угрожают целостности государства. Главная цель чиновников – не выполнение задач своего ведомства, а вымогательство доходов для распределения между своими семьями и приближенными. Еще до вторжения Америки Афганистан частично управлялся патронажными сетями, возглавляемыми региональными полевыми командирами.
Однако вместо того чтобы ликвидировать эти сети, США укрепили их, заплатив полевым командирам за поддержание мира, согласно отчетам Специального генерального инспектора по восстановлению Афганистана (SIGAR), американского надзорного органа. Афганцы вскоре пришли в ярость от коррупции в правительстве и стали более доброжелательно относиться к талибам. В исследовании, проведенном в 2015 году организацией Transparency International, приводится прозрение одного из политиков: «Парни снизу отправляют деньги на вершину системы, а парни сверху отправляют защиту вниз, именно так работает мафия».
Только в 2009 году Америка обратила на коррупцию серьезное внимание. Г-жа Чейз стала советником Стэнли Маккристала, генерала-реформатора, который в то время возглавлял ISAF, коалицию сил под руководством НАТО в стране. Под руководством Х.Р. Макмастера, который позже стал советником по национальной безопасности США, было создано подразделение по расследованию ISAF, известное как Шафафият («прозрачность» на языке пушту). Оно добилось успехов в пресечении мошенничества при закупках. (собственные антикоррупционные органы афганского правительства в основном преследовали политических врагов).
Но при последующих командирах Шафафият был сокращен. К моменту последнего наступления талибов государство стало настолько коррумпированным, что большинство его губернаторов заключили сделки с джихадистами, чтобы перейти на их сторону. Афганская армия была в плохом состоянии для ведения боевых действий: ее численность раздувалась за счет «солдат-призраков» – военнослужащих, числящихся на довольствии, чтобы командиры могли воровать их зарплату.
Американцы определенного возраста могут помнить термин «солдаты-призраки» из Вьетнама, где коррумпированные командиры использовали точно такую же систему. Возможно, четверть имен в списках южновьетнамской армии (ARVN) в дельте Меконга в 1975 году были вымышленными. Некоторые офицеры ARVN были блестящими бизнесменами: один южновьетнамский полковник отдавал приказы о бесцельных артиллерийских обстрелах, чтобы продать отработанные гильзы как металлолом. Как и в Афганистане, полиция и вооруженные силы также наживались на торговле героином.
Действительно, выводы доклада о падении Южного Вьетнама, подготовленного в 1978 году RAND, аналитическим центром по вопросам безопасности, предвосхищают выводы последнего отчета SIGAR по Афганистану, опубликованного 31 июля. Южные вьетнамцы считали коррупцию «фундаментальным заболеванием, которое в значительной степени стало причиной окончательного краха», говорится в отчете RAND. Эта проблема уже была диагностирована во Вьетнаме дальновидными офицерами в начале 1960-х годов. Так почему же Америка отказалась рассматривать ее как серьезную проблему, когда вторглась в Афганистан десятилетия спустя?
Один из ответов заключается в том, что это потребовало бы изменения перспективы. За последние два десятилетия многие ученые стали рассматривать коррупцию как самостоятельную форму управления. Она напоминает досовременные государства, которые политолог Фрэнсис Фукуяма называет «персоналистскими» правительствами, где власть основана на семейных или дружеских узах, а не на безличных институтах. Такие государства в основном заботятся о том, чтобы задобрить вооруженных командиров, предоставляя им долю экономических трофеев.
Это описание в равной степени применимо к мафиям, феодальным системам, таким как средневековая Европа, и режимам полевых командиров в Южном Вьетнаме и Афганистане. Такие государства могут быть достаточно стабильными. Но им не хватает лояльности и сплоченности, необходимых для победы над дисциплинированными идеологическими повстанцами, такими как вьетнамские коммунисты или талибы.
Другая проблема заключается в том, что американские интервенции проводились под руководством вооруженных сил, которые склонны к оптимистичным отчетам и краткосрочному мышлению. Военные офицеры «очень сосредоточены на активной деятельности в течение девятимесячной ротации, что не очень подходит для решения проблемы коррупции», — говорит Марк Пайман из наблюдательной организации CurbingCorruption. Г-н Пайман, возглавлявший исследование Transparency International, говорит, что офицеры в начале оккупации хвастались тем, что умиротворили свои районы, заплатив полевым командирам. Между тем агентства по оказанию помощи имеют сомнительную привычку оценивать успех по тому, сколько денег они собрали и все ли они потратили.
Это приводит к другой проблеме: слишком большие расходы в бедных странах приводят к коррупции. Афганистан, ВВП которого в 2020 году составит около $20 млрд, получил $145 млрд американской помощи в период с 2001 по 2021 годы.
Поэтому одна из рекомендаций экспертов по борьбе с коррупцией заключается в том, что в таких странах, как Афганистан, помощь должна быть экономной и сосредоточенной на достижениях, а не на размерах грантов.
Источник
Источник: